Александр Храмов

 

ХРИСТИАНСТВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

(в свете прошедшего «Х Всемирного Русского Народного Собора)

 

1. «Обязательное добро» и нравственность

Когда я стал читать «Декларацию о правах и достоинстве человека» и «Соборное слово», принятые на этом Х соборе, я ожидал найти там что-то ужасное: отрицание прав человека, свободы совести, призывы сделать православие государственной религией и т.д. Но я ошибся. Ничего ужасного там нет. Все написано вполне разумно и в духе терпимости. Так что к форме этих документов вопросов нет. Остается рассмотреть их содержание.

Какая основная мысль «Декларации» о правах человека? «Содержание прав человека не может не быть связано с нравственностью», «Мы признаем права и свободы человека в той мере, в какой они помогают восхождению личности к добру, охраняют ее от внутреннего и внешнего  зла».

Еще яснее становится содержание этих высказываний из статьи митр. Кирилла, опубликованной в «Известиях».  Он сетует, что «личности лишь возбраняется реализовывать себя таким образом, который может повлечь за собой ограничение чужой свободы. Другими словами, юридические законы нужно уважать, а вот нравственные императивы – совсем не обязательно».

Спрашивается, что же в этом плохого? Надо что ли на уровне государства обязывать уважать «нравственные императивы»?

Смешение права и нравственности неизбежно ведет к идее «обязательного добра», что в итоге обессмысливает саму идею нравственности. Нравственность предполагает свободу человека – делать ли ему зло или добро, и если он такой свободы не имеет, то и нравственной ответственности не несет. Идея права как раз и гарантирует такую нравственную свободу выбора в условиях существования человеческого общества. Человек может поступать как угодно: морально или аморально, если это не вредит окружающим. Т.е.  я могу ненавидеть своего врага, вопреки христианской нравственности, у меня есть на это право, но вот убить я его уже не могу – на это у меня права нет, т.к. у моего врага есть право на жизнь. А если у меня нет права ненавидеть врага, а я имею право только на любовь к нему, т.е. обязан его любить (а это и вытекает из Декларации, которая признает право лишь в той мере, в какой оно способствует добру и ограждению от внутреннего зла) – о нравственности и о нравственной ответственности здесь не может быть и речи.  Нравственность отчуждается от личности и перекладывается на государство, в то время как нравственность направлено сугубо на личность и зависит лишь от личной воли, личного усилия. «Обязательного добра» не существует, добро существует лишь в той мере, в какой личность его добровольно избрала. Должно быть право любить ближнего и ненавидеть его, вести целомудренную жизнь и предаваться разврату, и лишь от нравственности каждого будет зависеть, каким из этих прав воспользоваться.

 

Условие нравственности есть свобода выбора, и права человека как раз и гарантируют эту свободу. Поэтому права человека, как условие нравственности, являются нравственным требованием, нравственно обусловлены. Кроме того, права человека (особенно фундаментальные, такие, как право на жизнь, свободу) вытекают из основного нравственного постулата: человек не может являться только средством, он также и цель и поэтому самоценен. Однако то, что права человека нравственно необходимы еще не значит, что они должны делать нравственность необходимой, делать добро «обязательным».  Права человека выводятся из нравственности – но не нравственность выводится из прав (я должен быть нравственным, потому что только на это имею право). Утверждать так – значит ставить всё с ног на голову, тем самым обессмысливая идею нравственности. 

 

2. «Обязательный бог» и Бог христианской веры.

Еще принципиальнее с позиций христианской веры стоит вопрос о свободе совести, или о праве исповедовать любое мировоззрение или любую веру. Это право, казалось бы, светское от начала и до конца, имеет прежде всего религиозное значение.

Что такое права человека вообще? Это гарантия, предоставляемая обществом личности, во-первых, полной человеческой свободы относительно себя, своих мыслей, своих действий, короче говоря, своего способа жизни и, во-вторых, невмешательства других в его свободу распоряжаться собой.

Эта свобода распоряжаться собой есть непременное условие веры человека в Бога и его Любви к Нему. Какая любовь и вера может быть из чувства страха или по принуждению? Да, право свободного выбора веры еще не говорит о том, что человек этой свободой действительно воспользуется, но если этого права не будет, то человек уж точно не сможет ей воспользоваться, так как ее просто не будет. Если какая–либо религия является государственной, то это в большинстве случаев исключает для членов этого государства возможность искреннего к ней приобщения: они будут или принимать ее как внешнюю форму, но не как содержание собственной личности или будут из вполне оправданного желания противоречить навязываемому извне  ее внутренне отвергать.

К Богу (во всяком случае, к Богу христианской веры) нельзя принудить, Его можно лишь свободно принять. Принудить же можно лишь к идолу, к пустой внешней форме. Отношения Бога и человека предполагают свободу человека. И те, кто хочет этой свободы его лишить, сделав христианство государственной религией (так же как и христианскую нравственность государственной), должны  быть названы безбожниками.

В. Соловьев в письме к Николаю II в защиту свободы совести писал: «Христос сказал: Я есмь дверь. Позволительно ли христианам силою толкать в эту Дверь одних и силою же не выпускать из нее других? Сказано: ” приходящего ко Мне не отгоню”, но о притаскиваемых насильно ничего не сказано. Православие есть церковь господствующая, но прежде того она есть церковь Христианская, и, следовательно, господствовать она может только силою внутреннего духовного притяжения». (Только через 9 лет, 17 октября 1905 г. была дарована та свобода вероисповедания, о которой просил императора В. Соловьев в этом письме).

Итак, светское государство и свобода совести - вот единственно религиозно (под религией мы здесь имеем в виду христианство)  приемлемые принципы устройства общества, без которых не возможно действительное (т.е. свободное, а не насильственно навязанное) принятие христианства и действительный от него отказ.

В этом смысле светское государство может быть названо государством христианским, т.к. построено на христианских принципах.

 

Против свободы вероисповедания, слава Богу, в Декларации ничего не сказано (во всяком случае, открытым текстом), зато делается упор на понимание православия как «традиционализма», что так же вызывает вопросы. Обычно, если ценности исчерпали себя, то последним аргументом в их защиту является их традиционность. Я не думаю, что это произошло  или вообще когда-либо произойдет с христианскими ценностями, и поэтому склоняюсь к мысли, что официальное руководство РПЦ далеко не всегда выражает эти христианские ценности, а придерживается каких-то своих особенных («народность», «великодержавность» и пр.), которые действительно себя исчерпали, и которые осталось защищать лишь их традиционностью. Традиция – это вообще на христианское, а языческое понятие, и говорить о христианстве надо в совсем других категориях, в категориях свободы, человечности. Христианство – это  самое нетрадиционное из того, что есть, самое противоречащее законам «мира сего», а не подлаживающееся под них в качестве традиции, вечно новое, и руководство РПЦ, если оно хочет быть руководством не только русской, но и христианской Церкви, должно именно так принимать христианство и говорить о нем.

Чем плоха религия, ставшая традицией? А тем же, чем плоха «государственная религия». Если человек становится христианином только потому, что он родился в обществе с христианскими традициями, то это не значит еще, что он стал христианином, т.е. лично пришел к живому Богу, а не только усвоил какие-то традиции. В этом таится очень большая опасность. Ведь от полного безверия к вере ближе, чем от такой полу-веры, когда человек не верит сам, а его лишь сделали верующим. Человеку, осознающему свое безбожие, легче начать верить, чем человеку, который уже считает себя верующим, хотя придерживается веры не потому, что обратился к Богу, а потому, что продолжает традицию. Ему очень сложно осознать свое безверие. К таким «верующим» относятся слова Апокалипсиса: «И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: 'я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды'; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть.» (Откр., 3:14-18)

Вот такую духовную нищету под маской христианства и православия и хотят насадить в России чиновники от РПЦ, сделавши его государственной религией. Открыто они не хотят признавать такого своего желания, но фактически делают это:  признаваемый ими светский принцип устройства государства воспринимается ими как вынужденный («так в Конституции написано, и пойти против нее не можем»), а не как органически вытекающий из христианского мировоззрения.

Апрель 2006 г.